Неточные совпадения
Бабы с
толстыми лицами и перевязанными грудями смотрели из верхних окон; из нижних глядел теленок или высовывала слепую морду свою
свинья.
Эта сцена настроила Самгина уныло. Неприятна была резкая команда Тагильского; его лицо, надутое, выпуклое, как полушарие большого резинового мяча, как будто окаменело,
свиные, красные глазки сердито выкатились. Коротенькие,
толстые ножки, бесшумно, как лапы кота, пронесли его по мокрому булыжнику двора, по чугунным ступеням лестницы, истоптанным половицам коридора; войдя в круглую, как внутренность бочки, камеру башни, он быстро закрыл за собою дверь, точно спрятался.
Альфонс Богданыч представлял полную противоположность рядом с Ляховским:
толстый, с
толстой головой, с
толстой шеей,
толстыми красными пальцами, — он походил на обрубок; маленькие
свиные глазки юлили беспокойным взглядом около
толстого носа.
— Строители жизни! Гущин — подаешь ли милостыню племяшам-то? Подавай хоть по копейке в день… немало украл ты у них… Бобров! Зачем на любовницу наврал, что обокрала она тебя, и в тюрьму ее засадил? Коли надоела — сыну бы отдал… все равно, он теперь с другой твоей шашни завел… А ты не знал? Эх,
свинья толстая.! А ты, Луп, — открой опять веселый дом да и лупи там гостей, как липки… Потом тебя черти облупят, ха-ха!.. С такой благочестивой рожей хорошо мошенником быть!.. Кого ты убил тогда, Луп?
Толстый клоун, немец Майер, показывал в цирке
свинью; одетая в длиннополый сюртук, в цилиндре, в сапожках бутылками, она ходила на задних ногах, изображая купца.
Его круглое прыщеватое лицо с
свиными глазками, носом луковицей и длинными казацкими усами подергивалось в эти минуты жирным блеском и по
толстым отвислым губам блуждала самодовольная улыбка человека, который не желает ничего лучшего.
Вышла из кухни кухарка, голоногая,
толстая, тоже похожая на
свинью, и сказала, что барин отдыхает после обеда.
Иду к дому, а навстречу мне рыжая собака,
толстая, похожая на
свинью.
Его
толстое лицо расплылось в мягкой, полусонной улыбке, серый глаз ожил, смотрит благожелательно, и весь он какой-то новый. За ним стоит широкоплечий мужик, рябой, с большими усами, обритой досиня бородою и серебряной серьгой в левом ухе. Сдвинув набекрень шапку, он круглыми, точно пуговицы, оловянными глазами смотрит, как
свиньи толкают хозяина, и руки его, засунутые в карманы поддевки, шевелятся там, тихонько встряхивая полы.
На сундуке лежит цельный хлеб, накроенный
толстыми ломтями во всю длину, пяток луковиц, кусок
свиного сала и крупная серая соль в чистой тряпке.
Этого уже я не выдержал и, по выражению покойного поэта
Толстого, «начав — как бог, окончил — как
свинья». Я принял обиженный вид, — потому, что и в самом деле чувствовал себя несправедливо обиженным, — и, покачав головою, повернулся и пошел к себе в кабинет. Но, затворяя за собою дверь, почувствовал неодолимую жажду отмщения — снова отворил дверь и сказал...
После этого оба мои спутника отрезали по
толстому куску
свиного сала, надели его на шомпола и сунули в огонь.
Там пили «горилку», но не здешнюю, а какую-то особенную, привезенную «видтыля»; ели ломтями розовое
свиное мясо; ели
толстые, огромные колбасы, которые были так велики, что их надо было укладывать на тарелке спиралью в десять или пятнадцать оборотов.
Так, например, жителям местности, где воспитывают
свиней, он подал совет: как можно в точности узнавать
толщу сала, покалывая живую свинку в спину шилом, от чего она только мало визжать будет; а в другой раз рассказал всем страдавшим от покражи птицы, какое удивительно хитрое средство употребляют цыганы, ворующие гусей так, чтобы птицы не кричали, и чего вообще от цыган остерегаться должно.